Женские зимние меховые шапки - № 13
Русский шакал, хотя и несколько отличался от африканского внешне, без сомнения
являлся не менее ценной добычей. Искусно выпотрошив тушку, Карамбу положил
трофей в мешок и продолжил ночной моцион под одобрительное уханье духов.
– И народ, разрешивший пришельцам сегодня топтать его землю, завтра может и
вовсе исчезнуть! – подхватил Ойойой.
Быдло молча повернулся к товарищу, и пристально на него посмотрел. Сначала в
глаза, потом в подбородок, и снова в глаза. Гипноз возымел свой эффект, Ойойой
как-то сразу смутился и поспешил объяснить:
Однажды октябрьским утром, выйдя из шалаша, Карамбу услышал шум. Шум издавали
люди. Вскоре он стал разбирать – люди о чем-то кричали и очень громко смеялись,
можно сказать, и ржали (безудержно так гоготали). Смеялись, похоже, двое: один –
голосом высоким и повизгивающим, чем-то напоминающим тявканье и скулеж небольшой
собачонки, другой – басовито-протяжными сериями, смачно перемежаемыми не то
храпом, не то хрюканьем. Заткнув за пояс топор (нож в ножнах уже привычно
болтался там же), Карамбу пошел на звук, стараясь ступать бесшумно. И вскоре он
их увидел. Это была молодая пара. Выглядели они необычно. Стандартные джинсы и
свитера у них сочетались с какими-то не то покрывалами, не то занавесками,
наброшенными на плечи и скрепленными на груди большущими брошами. Ноги их были
обуты в остроносые замшевые сапожки. А сверху все это убранство дополняла
разнообразная бижутерия, обильно блестевшая на их головах, рукавах, запястьях и
голенищах. Сидя перед костром и тыча друг в друга пальцами, они придавались
веселью. Слева от парня, периодически выдававшего заливистые высокие трели,
долговязого худого бледнолицего юноши с длинными волосами, прижатыми к голове
металлическим обручем, торчал из земли большой деревянный меч. А справа от
девушки, время от времени потрясавшей окрестные деревья утробным хохотом,
кряжистой особы в массивных очках, чьи волосы опоясывала расшитая цветным
бисером лента, виднелся изгиб гитары желтой. Карамбу напряг свой слух, силясь
понять, о чем говорят эти люди. Затем вспомнил, что русским он так и не овладел
(а то, что знал – успел позабыть), и оставил попытки, отметив для себя только
то, что пришельцы были возбуждены, к алкоголю не прибегая. Голодный взгляд лег
на их рюкзачки, валявшиеся поодаль. «Ничего, с них не убудет, до дома с голода
не помрут» – решил Жоан Антуан, и залег метрах в шестидесяти от костра в пышных
кустах, откуда понес наблюдение в надежде поймать подходящий момент для проверки
их (рюкзаков) содержимого.